Какой нибудь попроще анекдот

Жизнь постоянно подбрасывает новые темы для шуток. Сегодня смешные истории о звездах шоу-бизнеса и политиках, о новинках техники и электроники и т.д. В анекдотах, как в зеркале, отражается вся жизнь человека, что само по себе является довольно интересной историей. Джеки Мартинг

Читать онлайн Просто анекдот бесплатно

Больная — жалкая однодневная семья, дети случая и нужды, почему ты заставляешь меня говорить тебе то, что тебе было бы полезнее не слышать? Лучшее для вас совершенно недостижимо: не родиться, не быть вообще, быть ничем. И второе — достоинство для вас — поскорее умереть.

Силен, спутник Диониса

— Родион Гордеевич, он у нас здесь.

Старшая медсестра была явно взволнована.

С одной стороны, в этом нет ничего удивительного. Галина Игнатьевна всегда выплескивала эмоции ведрами: и когда представлялась на партийных собраниях, и когда пыталась организовать митинг в защиту демократии. Правда, кто-то вовремя прикоснулся к ней, но лучше бы этого не делать. Митинг в сумасшедшем доме — это звучит несколько двусмысленно. Может возникнуть неправильный резонанс.

Ну, а сегодня у нее какие проблемы?

— Наш Ардалион Витольдович. Как раз вовремя для Овна.

Галина Игнатьевна выдержала эффектную паузу. Что, что, а Вострикову удалось удержать. И умело использовала свое мастерство. И когда депутаты городской Думы выдвигали себя сами, и когда пал предыдущий начальник.

— И что произошло? — Коробов не выдержал. Старшая медсестра ворвалась в его кабинет, как только он снял пиджак и надел халат. У меня даже не было времени причесаться.

— Ардалион Витольдович сошел с ума сегодня утром!» — сказала Галина Игнатьевна, четко выговаривая каждое слово.

Коробов вскочил с шатающегося стула, пригладил зачем-то ладонью жидкие волосы.

Проклятье. Дешевый театр — но он поймал себя на этом. Ардалион — он сумасшедший? Не может быть. Он уже есть.

— Что вас удивляет? — Вострикова усмехнулась. — Мы все немного сумасшедшие. Профессор. Даже если он из Бурлацкого. Он был сильным человеком. Бурлак.

Коробов, остановившись, чтобы пригладить волосы, бросил короткий, настороженный взгляд на медсестру.

Это была ирония? Обвинить Бурлацкого Вострикова не могла. Да и смысла уже не было: подули другие ветры, открылись новые горизонты. Муж Востриковой, который работал рабочим на заводе, здесь же, в пятой больнице, успел стать запасным, и освобождать место для него не пришлось. Так что это может быть не ирония, а непреднамеренное уважение. Она все же сделала несколько попыток — и каждый раз бесстыдно отстранялась.

— В Ющенко, в Люксе.

Они вышли из кабинета депутата в тусклый больничный коридор, лицом вправо: отделение Ющенко заняло два этажа в новом здании, пристроенном к основному, еще дореволюционному корпусу, около пяти лет назад.

— Он борется, прижавшись головой к стене. Мне пришлось поставить «качели».

— Ну, теперь вы сами все почините.

Став заместителем главы, Коробов перестал заниматься практикой, погрузившись в экономические заботы. Но он не потерял своей квалификации. Нет, я не проиграл. «Наш» пациент определил себя сразу и точно. Так что напрасно Галина Игнатьевна пыталась его обидеть.

В переходе, соединяющем старое и новое здания на уровне второго этажа, они встретили трех высоких длинных парней в свободных «качелях». Их сопровождал Бахтияр Ахдидович, старейший из санитаров больницы. Проходя мимо Коробова, он усмехнулся, с готовностью сложил большой и указательный пальцы правой руки — мол, все в порядке, — и они пошли дальше. Больше всего он походил на медведя, на крючки которого по этой причине было надето явно обтягивающее белое платье.

— Кто это? — Коробов не понимал.

— И что вы знаете? — Вострикова была поражена. — Рок-группа «Брейки Хаммер». Выходите на сцену в видеоролике «Танк». Разве Ардалион Витольдович не сказал вам?

«Баком» в больнице называли довольно большую комнату для особого насилия, в которой не было абсолютно никакой мебели. Стены, пол и потолок «танка» были склеены между собой толстым слоем пены.

— Тогда у меня не было времени. За валюту или за что?

— Ну да. Деньги на лекарства практически не выделялись. Только по просьбе родственников пациентов мы выезжаем. Но не все из них имеют богатые булавки.

Они подошли к Лакс — одной из лучших индивидуальных палат больницы. Только Бурлацкий вряд ли осознает, какой чести он удостоился.

Ардалион Витольдович сел на кровать. Его босые ноги стояли на красивом серебристо-сером паласе. Взгляд, как всегда после хлорида, сфокусировался. Коробов назвал это — крах.

— Ардалион Витольдович, как вы себя чувствуете?

Главный врач медленно повернул голову к вошедшим, наклонил ее, как бы прислушиваясь. И было совершенно очевидно, не к словам Родиона Гордеевича он прислушивался, а к чему-то едва слышному, но неизмеримо более важному самому по себе.

— Шутка! Нет, вы только подумайте: просто анекдот!» — вдруг сказал он негромко, как генерал Лебедь, вслух. Лицо Бурлацкого исказилось в болезненной гримасе.

— «Не нужно, Родион Гордеевич!» — прошептала старшая медсестра.

Я сам знаю, что нужно, а что не нужно, — неожиданно вспыхнул Коробов.

Ну, без причины. Ничего, пусть знает свое место. А перед ней уже идут все фабрики по производству телок.

— Ну, конечно, лучше!» — подозрительно согласилась Вострикова.

Они вышли из палаты.

— Почему-то Бурлацкий позвонил сегодня на час раньше, продолжила рассказ о случившемся Галина Игнатьевна, хотя Коробов ее об этом не спрашивал. — И когда они все собрались, они вдруг сказали одни и те же слова, ради шутки. И он начал биться головой о стену. Все это было так неожиданно. Даже мы, профессионалы, не сразу поняли, в чем дело. Сначала я думал, что он просто играет с нами. И не только я. Ющенко даже начал улыбаться!

В голосе Востриковой отчетливо звучали нотки восторга. Неудивительно. Вся больница знала об их вражде с Бурлацким — как и с его предшественником. Но наслаждайтесь чужим горем. Видимо, самая большая из них сама слышала эти замечания и даже понимала их неуместность, поэтому так резко замолчала. Однако, как хорошо она говорила: «Мы профессионалы». Где конь с копытом — там и краб с клешней.

— Ну, не буду вас отвлекать, Родион Гордеевич! — круто переменила разговор Галина Игнатьевна, — Ведь теперь вам не только работу надо сделать, но и заменить главное!

В голосе Востриковой были хорошие нотки. В ее голосе чувствовалось мастерство: уважение было просто умеренным, без раболепия.

— Надо, — равнодушно согласился Каробов.

Поскольку Родион Гордевич отказался подписывать плохое заключение, его жребий был таков: заменить. Тот, кто заставил Коробова подписать ложное заключение, все равно находился под властью. И даже увеличил его. Тот, кто находился в психиатрической больнице, теперь тоже был наверху. Он хорошо знал имена своих преследователей, но делал вид, что все забыл. Очевидно, власти примирились. А Родион Гордевич с тех пор — депутат. Вечный заместитель. Это позор?

Больше нет. Я привык к этому.

Автобус, как обычно, был переполнен. Но Родиону Гордеевичу удалось занять свою любимую позицию почти в центре кабины. Здесь они втискивались как можно меньше, крепко держась за перила, закрыв глаза и ни о чем не думая. Точнее, почти ничего. Свободный, не заселенный необходимостью разгадывать ход мысли — лучший отдых для головы. И если время от времени не отпускать себя, не задумываться о том, чтобы выйти на пастбища свободных ассоциаций и луга ленивого созерцания, вполне возможно внезапно оказаться по ту сторону барьера, как это случилось с Бурлацким. Особенно после такого дня, как сегодня.

Кажется, что так много испытаний, которых никогда не было у Специальной бригады. Запись в книге Гиннеса. Все началось с Ардалиона Витольдовича. Жаль, парень был хорош. С диагнозом, кстати, все оказалось не так просто. Даже Бектаев, каким опытным врачом он был, и тот колебался. С одной стороны, это похоже на буйную шизофрению. С другой стороны, обычно это происходит в 13-16 лет, в период полового созревания. А Бурлацкому, между прочим, уже за пятьдесят. С третьей стороны, некоторые признаки указывают на психоз, с которого иногда начинается церебральный атеросклероз. Узнайте об этом здесь.

Двое молодых людей, стоявших за Коробовым, разговаривали так громко, что он невольно оглянулся.

Его кратковременные соседи были молоды, модно одеты и веселы. Сразу видно — нувориш. Из тех, кому удалось попасть в поток. Конечно же, они приписывали свой успех собственным достоинствам и надували щеки и друг перед другом, и перед окружающими. Но блеска в нем нет, не появляется он и на ухоженных самодовольных лицах. Одна из них была восхитительно красной. Даже веснушки, которые располагались от уха до уха и от волос до шеи, были не просто красноватыми, а — огненными, пылающе-красными.

-. Три дня как вернулись, — сказал второй из нуворишей, одетый в свой лучший меховой плащ. «И они сказали мне, что есть любопытная шутка». На английском это обычно звучит отлично, но на русском тоже неплохо. Китаец, араб, индус, русский и еврей попали на необитаемый остров. Никаких женщин. Вот еврейская поговорка.

Автобус остановился, и крики женщины, наступившей ей на ноги, заглушили голос рассказчика. Мысли Коробова, отпущенные на волю, лениво текли в любом направлении.

А где были американец и француз? Нетрадиционное начало, неклассическое. Рассказывать анекдоты — значит использовать заимствованное остроумие. Но что еще можно ожидать от Nouveau Riche? Как это было приятно, в меховом плаще, намекающем на то, что он прилично владеет английским! Он упомянул об этом вскользь, ненавязчиво и одновременно. Но напрасно он раздувал щеки. Настоящие бизнесмены ездят на «Мерседесах», а не в автобусах. Кажется, что он просто крутился. Все, что ему удалось, это попасть в Англию и получить плащ. Кожаная куртка — это удобно, кожаный плащ — это элегантно, кожаное пальто — это великолепно. Откуда она взялась? А, реклама.

Автобус остановился на следующей остановке. Пухлая женщина на корточках, сумочка которой больно упиралась в бедро Коробова, стала пробираться к выходу, и оба богатея Нуво тут же опустились на ее место. Коробов снова прислушался к их разговору.

-. Не просто шутка, а интеллектуальный тест. Они сказали, что у него есть второе значение. До гениев она доходит на четвертый день, до обычных идиотов — через четыре года.

— Конечно, ты сразу все понял, — прорычала рыжая.

— Нет. Ни сразу, ни позже. Но сегодня все просто. Только на четвертый день. Так что шансы еще есть.

— Да, что там второе значение. — Рыжая ответила. — Простая шутка. Но вы слышали это? Чебурашка и Крокодил Гена в лифте едут.

На следующее утро Коробов занял главный офис. Он сидел в удобном кожаном кресле, когда Бурлацкий уезжал в отпуск или на какую-нибудь встречу, но это всегда было не на месяц, максимум на месяц. Сложные вопросы можно было отложить или даже совсем отказаться их решать: «Выйдет Бурлацкий — на него и выйдем!». Сейчас. Конечно, святое место не пустует. Новый маяк будет назначен в ближайшее время. Но это «скоро» может продлиться месяц или два. До абсолютного победителя в безжалостной закулисной борьбе, которая, конечно же, уже началась. Коробов не стал бы подавать заявку. Пока неизвестно, как это будет происходить в дальнейшем. Президент как был истинным коммунистом, так им и остался. Он сжал всю власть в своих руках, закрыл беспрекословные газеты и действительно запретил оппозиционные партии. И на телевидении, даже при Брежневе, говорили больше правды, чем сейчас. Еще немного — и снова разногласия начнут сажать в психиатрическую больницу. А газеты будут талдычить, что наша страна — самая демократическая в мире. Извините, «Эта страна». После Горбачева политики больше не называют себя своей страной. Они смущены или что?

— Родион Гордеевич, вот родственник рвется к вам. Отпустить?

«У нас час через пятнадцать минут». А вы знаете, я принимаю родственников после пяти!

— она много спрашивает. Пожалуйста, сделайте исключение!

В голосе Галины Игнатьевны прозвучала нотка. Сомнений нет: Mazda уже получена за петицию. Но разве это невозможно доказать, да и нужно ли? При такой нищенской зарплате, которую получает старшая медсестра, разве можно бросить в нее камень?

В нем вы можете. Как скоро она перестанет быть борцом за «этичное отношение» к пациентам и родственникам?

Но надолго. Уже три года на эту тему — ни одного Гу-Гу. И вот, три года назад она начала принимать. — Ну, впусти ее.

Родственник оказался довольно молодым и разведенным.

Коробову было трудно подобрать сравнение. Эта женщина была хорошо одета. Элегантно. Ее кожаное пальто, густого темно-вишневого цвета, хотелось ударить рукой. Кроме того, она была красива. Нежная белая кожа, тонкие черные брови, темные, слегка вьющиеся волосы. Но в то же время с ее лицом было что-то не так. Все в нем было четко, как будто на месте!» и в то же время чего-то не хватало. Что?

Косметика. На лице молодой женщины не было ни капли косметики. И все же она оставалась прекрасной. Мой муж. По какой-то причине его привезли в вашу больницу. Помогите!

Большие темные глаза быстро наполнились влагой.

Любит ли он на самом деле? Правда? И не уйдет от мужа даже тогда, когда узнает, что его психика теперь полностью здорова и рождение детей для него нежелательно? Чудеса иногда случаются. Но очень редко.

— Мы сделаем все, что в наших силах.

— Только. Так что никто не узнает. В противном случае никто не захочет иметь с этим дело, компания сгорит.

Сравнение было исключено: она была одета как валютная проститутка.

Несомненно, у этой женщины была веская причина для любви. Но теперь их вес резко упал, поэтому женщина плачет.

— В нашей больнице очень строго следят за соблюдением врачебной тайны. Как фамилия вашего мужа?

— Малява. Малява Богдан Ефимович. Сегодня вечером. Он сжег все деньги, которые были в доме!

Слезы наконец-то полились из прекрасных темных глаз.

Я должен слегка похлопать ее по спине. Это самый эффективный способ. Но выражение лица должно быть суровым. Иначе они будут неправильно понимать.

А пальто действительно сделано из восхитительно мягкой кожи. Кожаное пальто великолепно.

Женщина достала из сумочки кружевной платок, вытерла глаза и утерла свой точеный нос.

— Посмотрите на это, пожалуйста. Прямо сейчас. Я сейчас заплачу!

Оказалось, что вместе с платком госпожа Малиава достала из сумочки выцветший зеленый листок бумаги с цифрами «20» в каждом углу. И вот теперь, открыто, без утайки, она передала его Коробову. Совсем не так, как это было сделано пять лет назад. А газета — нет.

И поэтому муж еще не сжег все деньги.

— Вытащите его. Я получаю деньги за свою работу.

Если бы вы только не знали, какой. Иначе она решит, что с мужем покончено: за такие деньги нельзя вылечить даже кошку.

Коробов посмотрел на часы. До оперативной памяти — десять минут. Будет ли время?

— Жди меня здесь. Пока что вы можете снять пальто, вот вешалка.

В коридоре раздался приглушенный стук. Затем раздался звук электрогитары. Коробов вспомнил: группа Jackhammer записывала клип.

Муж красавицы готовил его к дезинфекции. Его лицо показалось Родиону Гордеевичу знакомым. И особенно голос. Малява, не обращая внимания ни на санитаров, ни на Коробова, который только что появился в автомате, напряженно рассматривал картину на стене, видимую только ему, и время от времени повторял: — Деньги — это пыль под ногами. Пепел, пепел. Они превратятся в прах. Жги их, жги!» — вдруг закричал он санитару, и Коробов наконец-то понял, почему голос Малявы показался ему таким знакомым: это он ехал вчера в автобусе, одетый в роскошный кожаный плащ, он тактично хвастался своим знанием английского языка и поездкой — первой, должно быть, — в Англию.

Бектаев, начальник отдела, посмотрел на дистрибьютора.

— «Ваш?» — спросил Коробов.

— Наверное, — равнодушно пожал плечами Шамат Мамазанович.

— Аминазин. Что, у нас есть что-нибудь еще?

— Завтра Галина Игнатьевна должна привезти.

— Потом мы выберем.

В голосе Бектаева не было ни злобы, ни насмешки. Он давно смирился со всем: и с отсутствием самых необходимых лекарств, и с нищенской зарплатой, и с жизнью вчетвером, вместе с почти взрослыми детьми, в однокомнатной квартире. И теперь не было никакой надежды на улучшение. Вы больны, вы безнадежны. Шикарная шуба явно не для вас. И даже не явно, а навсегда не для тебя. Навсегда.

— Ты слушаешь меня или телевизор? — Возмущенная жена.

Коробов, переодевшись и вымыв руки, как раз занял свое законное место между торцом стола и холодильником. И, конечно, включил старую черно-белую «Молодежку».

— Ты дорогая!» — улыбнулся он. — А в перерывах — телевидение.

«Тогда я буду говорить без пауз», — проворчала Светлана-старшая и тут же выполнила угрозу. — Четыре дня назад у нее был день рождения. Сорокалетний юбилей. Жена — возможно, вы ее помните, такая высокая крашеная блондинка, у которой полгода назад украли собаку — наотрез отказалась праздновать. Ты, говорит, не обеспечиваешь семью, а я тебе юбилей устраиваю? Меняю уже третью работу за полгода и везде платят копейки, жить невозможно. Говорят, что он уже перепродавал пиво на станции, его увидел сосед. А инженер был — ей-богу, как говорится, пятьдесят изобретений, не меньше. Но кому они сейчас нужны, изобретения! Из них нельзя сварить суп, их нельзя продать на битмаркете.

Светланка-старшая, все это время собиравшая мужу ужин, поставила вазочку с хлебом, критически оглядела стол — все ли на своих местах? — И заняла свое место на табурете рядом с Мойкой. Спицы мелькнули в ее руках.

Коробов начал медленно писать на тарелке с картофельным пюре. На блюдце вспыхнули кусочки жира. Телевизор, стоявший на холодильнике над ее головой, предложил ей попробовать. Мясное филе под соусом «Анкл Банс» неизменно дает превосходный результат!».

Коробов подцепил вилкой кусочек сала. В холодильнике он увидел довольно толстый круг вареной колбасы. Но жена купила его, конечно, только для детей. Максим, наверное, уже половину съел — даже без хлеба, как шоколад.

-. А гостей он все равно позвал, — продолжил докладывать последние местные новости Светланка. Спицы мелькали в ее руках, как лопасти пропеллера. — Он сказал, что если он перестанет приглашать друзей, то ему придется выброситься из окна. А жена — нет! Поэтому он заставил ее уйти от матери — в тот же день, вместе с детьми. А сам он продал свои лыжи — все равно в горы ходить не на чем — и потратил все деньги на водку и продукты. Говорят, что его гостям не разрешали спать до пяти утра. Или песни под гитару, которые они пели, а потом танцевали под «Битлз». В общем, они потрясли античность. И возьми свою жену на следующий день и не приходи. Оскорблять это без нее. Такой король. И кто в этом виноват? Мне было жаль денег! Вчера я поспешил: да, уже слишком поздно. Он прыгнул с девятого этажа. Тело пролежало три часа прямо под окнами. Полиция и скорая помощь спорили, кого везти в морг. Бензин и другие экономили для своих личных автомобилей.

Коробов встал, открыл холодильник, достал из него бутылку темно-зеленого стекла с косой надписью «Амаретто», налил пятьдесят граммов в кофейную чашку. Волна кислого запаха взметнулась, и Коробов почувствовал, как ожили его слюнные железы.

Жаль, что они возродились. Уже выработался рефлекс. Начальная стадия алкоголизма.

— Жена укоризненно покачала головой.

— Стресс, который нужно снять. Устал сегодня, как собака.

«А в девятом доме, через дорогу, двое молодоженов покончили жизнь самоубийством», — рассказывает Светланка-старшая. Он был удовлетворен объяснением Светланки. — У них еще не было медового месяца. Они перетащили кровать на кухню, открыли газ и… Я нашел их совершенно голыми. Судя по всему, они занимались любовью до последнего. Они все равно пытались. Ни он, ни она не нашли работу.

Коробов выпил самогон двумя большими глотками. Картофель сразу стал еще вкуснее, а сало — и вовсе деликатесом.

К утру печень будет больна. Вы должны бросить это дело, бросить.

Из комнаты раздался телефонный звонок, за которым последовал тонкий голос Светы-младшей: «Папа, ты!».

Это был Бектаев. Судя по голосу, он уже был «в теме», не пятнадцать капель, как Коробов, а в четыре раза больше. Очевидно, он также снимал стресс. В принципе, вы можете излечиться от алкоголизма и от безумия. Кому, если не Бектаеву, знать об этом.

Шамат Мамазанович пробормотал что-то нечленораздельное. О том, что его жизнь потеряла всякий смысл. И что Родион Гордевич ни в коем случае не должен слушать этого, богатенького Буратино из шестого отделения. И вся трагедия не в том, что жизнь бессмысленна, а в том, что истинный смысл именно в этом. — И больше нет, — успел вмешаться Коробов, но Бектаев неожиданно, не прощаясь, закрылся.

Родион Гордеевич вернулся на кухню.

-. Волна самоубийств, — сказал незнакомый женский голос по телевизору. Видимо, в Останкино снова поменяли ведущего. По привычке Коробов бросил взгляд на темный экран «Юности», вспомнил, что с него недавно слетела кадровая развертка, и сел на свое обычное место между столом и холодильником.

— . Врачи во Франции, Германии и Японии отметили тот же феномен, — продолжал новый диктор. — До сих пор они не смогли дать объяснения этому явлению.

Коробов налил себе еще полстакана лунного света. Светланка на секунду перестала постукивать иголками.

— Ну, мы понимаем. Безработица, разорение и безнадежность. И что они собой представляют? Вам надоел жир?

«Во Франции уровень жизни упал на полпроцента», — смеется Коробов.

— И так двадцать раз! Светланка вдруг пришла в ярость. — И ни один из политиков не ответил за это, ни один! И ни один хулиган не ударил его в лоб. Наоборот, почти все хотели быть переизбранными на второй срок. Они выползли, как крысы, из своих нор и разжирели за наш счет!

— Вы имеете в виду государственных чиновников или парламент?» — спросил Коробов.

И президент тоже! Все они думают об одном и том же: урвать побольше и отправить своих детей за границу. Чао. А потом отправляйтесь туда. И наши дети. Некоторые дураки все еще рожают. Для чего? Чтобы было кому обнять новых джентльменов?

— Теперь каждая молодая мать должна получать орден Матери-героя.

— Она бежала с низкого старта. Им не на что купить комплект подгузников. Там, в пятом доме, полтора месяца назад сама родила, поэтому шила пеленки из своих ночных рубашек, — продолжила Светланка гонку с программой «Новости». Коробов молча выпил.

Незадолго до полудня Галина Игнатьевна ошеломила Коробова новостью: начальник отдела Бектаев, который сегодня не вышел на работу, покончил жизнь самоубийством. И она рассказала мне, как все было. Вчера он поцеловал на ночь своих детей и, чего давно не делал, свою жену. Жена Айжан взяла колыбельную и помнит только, что сначала легла спать, а потом снова пошла в туалет. Кажется, он побрился, положил на кухонный стол сто пятьдесят долларов — на похороны, то есть; где он их взял, Айжан не знает — и выпил все ее снотворное.

Коробов вспомнил свой вчерашний разговор с Бектаевым. Значит, Шамат Мамазанович не был пьян? А его замешательство и невнятная речь объяснялись чем-то совсем другим?

Белый телефон оглушительно зазвонил. Вострикова, вскрикнув от неожиданности, быстро вышла из кабинета. Коробов поднял трубку.

— Родион Гордеевич Коробов?» — спросил строгий женский голос.

— ‘Вы должны прибыть на встречу с представителем президента, сегодня в мэрию, в пятнадцать ноль-ноль, комната пятьдесят шесть. Вместо главного психиатра области.

— Вместо. Вождь? Но почему я? — спросил Коробов, даже не удивленный, а ошарашенный. Он не хотел входить в коридоры власти, даже в региональном масштабе. Они, эти коридоры, явно не вели к храму. Напротив, они вели прямо к храму, из которого недавно звонили по красному телефону. И тот факт, что красный цвет был заменен белым, по сути, ничего не меняет. Телефон был оставлен.

— Потому что главный психиатр области тяжело болен. А из главных врачей больниц и диспансеров только вы вроде как знаете проблему.

— Какая проблема? — Коробов не понял, но приемник уже пестрел короткими гудками.

Первым, кого Коробов увидел, поднявшись по широкой мраморной лестнице, был Костя Пашкевич, бывший одноклассник. Он выглядел как все: костюм, строгая рубашка, галстук. Но лацканы его пиджака были слишком широкими, по моде двадцатилетней давности, а узел галстука — слишком тугим. Казалось, что и Костя здесь чужой.

— Здравствуйте! Костя сверкнул своей анодированной коронкой. Рад тебя видеть. Вы не знаете, что происходит с главным психопатом?

— Я вижу. Мой босс, Бурацки, слышал об этом? То же самое.

— И я положил руки на себя. Это волна, которая подняла меня. вместе с остальной пеной, — Костя снова сверкнул тремя коронами: две сверху, одна снизу.

Они вошли в небольшой зал, где должно было состояться собрание. В центре его стоял огромный овальный стол, увенчанный высокими спинками красивых, сделанных на заказ стульев. Вдоль стен стояли безрукие кресла, обитые темно-зеленым винилом. И только у дальней стены, самой дальней от входа, стояли самые обычные стулья.

«Пойдем вон туда, подальше», — тут же сориентировался Костя. — И тут у меня возникло ощущение, что я надела юбку и ввалилась в женскую часть туалета.

Коробов огляделся. Да, публика в зале была бы солидная, не то что они с Костей. В основном это были мужчины, нагруженные мелочью и разными по размеру чемоданами, которые повсюду заменяли портфели. Было и несколько женщин. Но каждая из них каким-то неуловимым образом напоминала Маргарет Тэтчер, и я представляю, что кто-то из них когда-нибудь шептал веселые залпы в уши, скрытые прической, или целовал эти сурово сжатые губы. Нет, представить такое было абсолютно невозможно.

Они выбрали места в последнем ряду.

— Все это похоже на эпидемию, вам не кажется?

— Это эпидемия. Что, ты не знаешь? Костя удивился.

— Нет. На меня столько всего свалилось.

Ну, тогда открой рот пошире.

В дальнем конце стола находился небольшой подиум. Высокий лысый мужчина в очках с тонкой золотой оправой шагнул к нему. В его руках была кожаная папка, на которой, когда мужчина открыл ее, сверкали золотые буквы «К докладу». Но он говорил, почти не глядя на бумаги. И Коробов все-таки открыл рот.

Оказалось, что за последние три недели количество самоубийств в стране увеличилось в три раза, а случаев сумасшествия — в два раза. И в обоих случаях наблюдалась четкая тенденция к увеличению темпов роста. Именно так: не просто увеличение, а увеличение темпов роста. Все признаки эпидемии налицо, хотя до сих пор ни безумие, ни суицидальность не считались заразными болезнями.

«У меня есть все», — неожиданно закончил пресс-секретарь. — У кого что будет на этот счет. ну, соображения или что-то в этом роде. — Он не сразу и не сразу нашел нужное слово. И стало ясно, что вся его солидность и уверенность в себе была лишь маской, скрывающей усталость и растерянность.

— Предоставьте это мне!» — почти сразу же вскочил со своего места невысокий, плохо выбритый мужчина с округлым, выпуклым животом. Он выглядел так, как будто проглотил целый арбуз. Обе пуговицы его темно-синего пиджака были расстегнуты. Да, иначе и быть не могло: костюм, очевидно, был пошит еще до того, как арбуз был проглочен.

— Качалкин, глава администрации Московской области, — коротко, по-военному представился он. И с этого места он отправился в каменоломню:

— Москва не останавливалась ни перед чем в своем стремлении восстановить империю. Она снова проводит политику великого государства, только другими средствами. То, что можно увидеть почти повсюду в нашем молодом государстве, — не что иное, как воздействие психотронного оружия. Обращали ли вы внимание на то, кто именно сходит с ума, кто возлагает на себя руки? К сожалению, в докладе представителя президента г-на Бульбанюка это не было четко сформулировано. Но я исправлю упущение Петра Гавриловича. Итак, это техническая интеллигенция — раз, работники административного аппарата — два, бизнесмены, юристы, врачи и учителя — три, творческая интеллигенция — четыре.

Качалкин, эффектно сгибая четыре пальца левой руки, осмотрел аудиторию прозрачными голубыми глазами и продолжил, положив руки на края подиума:

— При таких темпах распространения так называемой «болезни» страна будет полностью обезглавлена через два-три месяца! Я предлагаю немедленно заслушать представителя службы безопасности региона. Сейчас он находится здесь, в зале заседаний. Пусть объяснит ситуацию, расскажет, что делает их ведомство для защиты интересов нашего независимого государства. И, самое главное, пусть они объяснят, что они не сделали вовремя для той же великой цели! И потом, почему на встречу не были приглашены корреспонденты? Это возрождение монстра цензуры? Люди должны знать правду о том, что происходит с их страной!

— Дурак, — тихо прошептал Костя. — Правильно о нем говорили: дурак. Один из тех, кто ради власти и собственного отца ни о чем не пожалеет.

— Где-то я уже слышал это имя, — ответил Коробов.

— Он был секретарем райкома, самым молодым в городе, заучивал речи Брежнева. А сейчас — ревностный защитник национальных интересов.

— Что он говорит по-русски?

«Я еще не выучил «родной», — засмеялся Костя.

Какой-то полковник рванулся к трибуне, но Бульбанюк резко остановил его:

‘Мы начнем обсуждение немного позже. Теперь давайте послушаем экспертов. Итак, главный психиатр региона заболел. Елена Семеновна, кто у нас есть из медицины?

Женщина в красивом темно-сером платье, возникшая, как тень, из-за плеча представителя президента, что-то тихо сказала ему. Бульбанюк сердито снял очки.

— И что, никто не подготовился?

— Об этом стало известно полчаса назад», — обиженно скривила губы секретарша, слегка тронутые помадой.

— Хорошо, но есть ли кто-нибудь?» — раздраженно спросил Бульбанюк. Секретарь спокойно ответил ему. Тем временем шум в зале становился все громче.

— Коробов. Родион Гордеевич. есть ли такой, — спросил представитель президента.

Коробов быстро встал.

— Скажите, пожалуйста, как специалист, что думает медицина о возможности эпидемии психических заболеваний, — предложил Бульбанюк. — Я понимаю, что вы не подготовились, но обстоятельства, как вы понимаете, не благоприятствуют.

— Запомни, в психиатрии никто из них ни бельмеса не понимает!» — успел шепнуть Костя вслед Коробову.

Это помогло. Отойдя к дальнему концу стола и стараясь не смотреть на аудиторию, Родион Гордеевич вполне доходчиво объяснил, что психические расстройства часто вызываются наследственностью, но никогда не считаются заразными. То же самое относится и к попыткам самоубийства, хотя здесь наследственность влияет гораздо меньше.

— Можете ли вы как-то объяснить происходящее с медицинской точки зрения? Булбанюк попросил дать конкретный ответ.

— Я же тебе говорил, — тихо, но вполне отчетливо сказал Качалкин. В первую очередь выбивайте умных и компетентных людей.

«Есть такие люди, как ты», — быстро и громко ответил Костя, и только тогда до Коробова дошел оскорбительный смысл слов Качалкина, а кости перешли все границы. Качалкин даже поднялся со стула и судорожным взглядом посмотрел в угол, где пустовало место Коробова. Но Костя уже что-то оживленно обсуждал с соседом, и сразу было видно: он так увлечен разговором, что, наверное, не слышал ни замечания Качалкина, ни чьей-либо реакции на него.

Следующим был полковник СБ, которого Бульбанюк не пустил на допрос после Качалкина. И правильно сделал: полковник был несколько резок и теперь говорил медленно и значительно:

— Сейчас ни одна страна в мире не имеет психотронного оружия. Как выяснили наши аналитики, «эпидемия», если ее можно так назвать, началась в США и только потом распространилась на Японию, Китай и Европу. В ближайшие часы под руководством президента будет создан штаб борьбы. Ну, с этой эпидемией. При американском президенте аналогичная комиссия работает уже третий день. Наша начнется — сегодня вечером. Я предлагаю закрыть это заседание. Вряд ли мы скажем что-то новое друг о друге.

Качалкин вскочил со стула.

— Откуда вы знаете, что то же самое происходит в других странах?

— Не из радио- и телеобъявлений, — спокойно ответил полковник. — Они дали некоторую информацию, но не допускают паники. Как в Америке, так и во Франции, не все умные люди заражены этой болезнью и не занимаются ерундой.

— То, что вы не знаете о психотронном оружии, говорит только о вашей некомпетентности! — показал пальцем полковник Качалкин. Его глаза снова стали свирепыми, а живот перекатывался под пиджаком с места на место несколько раз — ну, прямо как арбуз.

«Я приму это как печальную реальность, что все компетентные люди теперь убиты и остались только такие, как я», — устало сказал полковник, возвращаясь на свое место.

— Как долго? — прошептал Костя.

— Что? — Родион Гордеевич не понимал.

— Мы с тобой долго пробыли? Например, я не считаю себя дураком. — Значит, вы обречены, — усмехнулся Коробов.

— Не будьте счастливы. И ты тоже.

Вострикова была не только взволнована, но и напугана.

— У нас уже не хватает кроватей!

— Я знал, что это случится. Вчера они привезли на кассу целую машину.

— Некуда их поставить!

— Галина Игнатьевна! Значит, вы, с вашей изобретательностью, не находите в каждой комнате места под одну-две папки?

— Вот, узнай, если ты такой находчивый!»- Вострикова не попалась на голый крючок примитивной лести.

Едва успев надеть халат, Коробов встал из-за широкого стола главного, разгладил его ладонью, проходя к зеркалу, отращивая волосы.

— Давайте посмотрим вместе.

Приглушенный барабанный бой в коридоре, доносившийся через закрытую дверь, стал слышнее: Джек из «Горького молота» продолжал записывать свой клип. Галина Игнатьевна шла чуть позади Коробова, раздраженно щелкая каблуками в такт музыке.

Камеры были заполнены до отказа. Почти все вновь прибывшие были «тихими» и не доставляли персоналу особого беспокойства. Но здесь были кровати.

Высокий мужчина лет тридцати стоял у окна в шестом отделении. Без сомнения, он был бы немедленно принят в «Союз рыжих» Конан Дойля — его волосы были такими огненными, такими яркими. Услышав, как хлопнула дверь, он раздраженно огляделся, скорчил гримасу, подошел к кровати и сел на нее. Пружины жалобно скрипели. В голубых глазах пациента безоблачное небо, казалось, застыло навсегда, а все лицо и руки были усеяны крупными веснушками — совсем как у того недавно разбогатевшего мужчины в автобусе, который слушал шутку друга, вернувшегося из Англии. Или это был он?

Коробов подошел к рыжеволосому мужчине и уставился в его пустые, невинные глаза.

— Я говорю. Помните ли вы анекдот, который ваш друг рассказал вам в автобусе?

Пустота на мгновение покинула его глаза.

— Я помню. Отличный анекдот. Предупреждаю: дураки смеются сразу, умные — на четвертый день. Русский, китаец, индиец, араб и еврей оказались на необитаемом острове.

— Пойдемте, Родион Гордеевич! — вмешалась Вострикова. Он рассказывал эту шутку всем. Единственный адекватный вариант. Во всем остальном — мимо кассы. Он не признает даже своих собственных детей.

Они вышли из комнаты. Позади них рыжеволосый мужчина с пустынно-голубыми глазами, устремленными на голубую стену, продолжал рассказывать анекдот. В коридоре весело били барабаны.

— Галина Игнатьевна! Коробов принял решение. — Дальше искать бесполезно. Номера переполнены, это видно. Мы сделаем так: всех выздоравливающих передадим родственникам под расписку и переведем на амбулаторное лечение. Некоторые раскладные кровати будут размещены непосредственно в коридоре, в «пристройке». Там нет сквозняков, в комнатах также «тихо». Все чисто?

«Мне все ясно», — усмехнулась Вострикова, обнажив мелкие ровные зубы. — Но согласятся ли с этим родственники пациентов?

— Пришлите мне несогласие.

Мужчина стоял напротив кабинета начальника тюрьмы, прислонившись к стене, выкрашенной в светло-болотно-зеленый цвет.

И снова, в неподходящий момент, посетитель был упущен из виду. Теперь он начал бы цитировать Декларацию прав человека.

На вчерашнем собрании выступил полковник службы безопасности. На этот раз он был одет в простой, слегка широковатый серый костюм, и в его внешности больше не было скрытой силы.

— Я здесь, Родион Гордеевич, как частное лицо, — начал полковник, как только они вошли в кабинет. Коробов молча указал ему на стул перед столом начальника, сам устало опустился в кресло.

Почему вы устали? День только начался. Или она накопилась за последние несколько дней? Спать бы.

«Я подал заявление об отставке час назад, — продолжал полковник. Он сидел прямо в своем кресле, спина прямая, как будто он мирно стоял на плацу для парада. — Помните ли вы Качалкина, который искал на встрече «руку Москвы»?

— Да, конечно, — усмехнулся Коробов.

Я не думаю, что кто-то воспринимал его всерьез.

«Теперь им придется смириться», — закатил глаза полковник. Представитель президента в регионе покончил жизнь самоубийством, два представителя в городах попали в больницы, сообщает ваш отдел. Качалкин автоматически занял место Бульбанюка. И первое, что он сделал, это пригласил меня и сказал, что мы вряд ли будем с ним работать. Он показал мне копию телеграммы, которую только что отправил в Центр. Я прочитал вслух отрывок из него: «Человек с полным отсутствием чувства патриотизма не имеет права возглавлять отдел РСС, это я», — зачем-то пояснил полковник и принужденно улыбнулся. .

— Могу я вам чем-то помочь?

Коробов пододвинул к себе лист бумаги и достал из нагрудного кармана халата ручку.

Пусть он быстро уложит все необходимое и уйдет. Без него работа невозможна.

— Вы?» — удивился полковник. — Конечно, нет. Я сказал вам это, чтобы вы правильно поняли ситуацию. Причем настолько, что государство становится практически неконтролируемым. И не только наши. То же самое относится ко всем развитым странам: США, Японии, Европейскому Союзу, Канаде, Китаю. Причина та же: волна сумасшествия и самоубийств среди интеллигенции.

— Дураки сразу смеются, — еле слышным голосом подумал Коробов. Но полковник, как ни странно, услышал его.

— Так вы тоже понимаете, что есть что?

— Нет. Между прочим, так и есть. Я вспомнил анекдот не к месту — Коробов смутился.

Посмотрите на себя. Такие и подслушивающие устройства не нужны.

— Вот о чем я говорю! Мой сын сказал мне вчера. Учится на третьем курсе, умница, в классификации одни пятерки. У него хорошие друзья, часто собираются вместе с нами, я это вижу. И шутки у них всегда не простые, а с каким-то подвохом или даже совсем абстрактные. И это тоже. Забавно и в то же время. О том, как русский, индус, араб, еврей и китаец попали на необитаемый остров. Без бабушек. Вы слышали?

— Не до конца. И что?

— Возможно, это самая модная шутка в настоящее время. И не только здесь, но и по всему миру. Сын сказал, что слышал это от друга, чей отец только что вернулся из Японии. До сих пор невозможно установить, откуда на самом деле взялся этот анекдот.

— Извините. Вы что-то цитируете?

— Хм. Да, — слегка смутился полковник. — ‘Ориентация спецслужб дружественной нам страны, которые случайно оказались в нашем распоряжении.

— И что там написано?

— Это шутка. Он очень умный. Неудивительно, что рассказчик всегда предупреждает: это не просто анекдот, а проверка на сообразительность. Дураки смеются сразу, умные — через неделю. В этом действительно есть какой-то скрытый смысл. Что, очевидно, сохраняется при переводе с одного языка на другой, причем с некоторыми вариациями изложения. Большинство, как говорится, «не догоняют». Очевидно, я один из них. В компании с Качалкиным, — усмехнулся полковник. — Но те, кто умнее. Я боюсь за своего сына.

— Чего вы боитесь? Коробов не понимал.

— Чтобы сын понял, в чем скрытый смысл шутки. Он — смысл жизни.

— Только на пятом десятке лет вы начинаете понимать. И это нас не шокировало. Используется для. Но что, если это не так? Если смысл жизни все еще есть? И совсем не похожи на то, о чем пишут в книгах?

Полковник по-прежнему сидел в своем кресле прямо, как инвалид в коляске, услышав команду «внимание», но железные нотки окончательно покинули его голос и сменились самыми обычными интонациями: волнением, замешательством и, возможно, любопытством.

— Странно слышать такое от сотрудника вашего отдела, — улыбнулся Коробов. — ‘Почему бы вам не сказать, что это как минимум происки ЦРУ, если не российской контрразведки?

— Потому что. Возможно, это действительно разработка, скажем, ЦРУ, выпустившая себя, как болезнетворный микроб из бутылки, некоторое время назад. Это оказалось опасным для всех, включая создателей. Может быть. Но сейчас дело не в этом. Интересно, есть ли у вас таблетки, которые помогут вам забыть этот анекдот? Тогда я бы отдал их сыну и был бы спокоен: даже если ориентация не врет.

Зазвонил телефон. Коробов, извинившись, снял трубку.

— Валерий Михайлович? Вы ошибаетесь.

— Да, — протянул руку полковник. — Извините, что без разрешения сообщаю ваш номер телефона, — часто говорил он, — но я очень боюсь за своего сына. Полковник Поздняков слушал. Да, Линда. Что? Что?! Славик. Славик. Скорая помощь! Срочно вызывайте скорую помощь! Я сейчас же приду!

Лицо полковника прямо перед глазами его и Хаггарда. Он положил трубку на рычаг, резко поднялся со стула.

— Мой сын. Я покончил с собой.

Поздняков бросился из кабинета. Коробов потерял дар речи от коротких гудков трубы.

Я должен был дать ему имя «Рафик». Но, скорее всего, он приехал на машине.

Родион Гордевич положил в карман ручку, которую, как оказалось, он все это время вертел в руках, положил телефон на рычаги.

И вот, шутка. Ловко сочиненная шутка, это был интеллектуальный тест. Редко кому нравится считать себя в дураках, поэтому каждый думает, решая смысл шутки и одновременно смысл жизни. Который, судя по всему, заключается не в бессмысленном продолжении рода и даже не в трудном и вечном поиске себя и Бога. Бурлацкий все еще повторяет: «Это шутка. Нет, это просто анекдот». Больше он ничего не говорит, и никакие средства не помогают. Видимо, этой фразой, в последний момент, он попытался защитить себя от неумолимого смысла.

Коробов встал, подошел к зеркалу, механически пригладил волосы ладонью.

Так что же это такое — развитие специальных служб? «Гуманоидная» машина с «летающими тарелками»? Или просто злая шутка какого-то интеллектуала? Что-то вроде компьютерного вируса. В итоге они разрабатывают какого-нибудь подонка, не получая за это ни денег, ни славы, получая дикое удовольствие от одного осознания того, что доставляют массу неприятностей совершенно незнакомым людям. А теперь один из них придумал логический вирус для человеческого мозга.

На тумбочке, рядом со столом, словно проснувшись одновременно, все три телефона одновременно. Родион Гордевич скользнул по ним невидящим взглядом и медленно вышел из кабинета.

Казалось, что через несколько недель умных людей на Земле просто не останется. Выживут только глупцы. Они получат власть и все остальное, что не давало им спокойно спать: деньги, должности, машины и дома. Это будет началом апокалипсиса. Теперь они повернут. Новые политики не смогут избежать войн, пережить эпидемии, оставшиеся инженеры и техники не смогут пережить чудовищные аварии и катастрофы, новые писатели. Новых писателей просто не будет. Какой дурак захочет стать писателем в наши дни?

Из «танка» доносился грохот барабанов. Бегущий голос — Коробов не мог определить, мужчина это или женщина — не столько пел, сколько выкрикивал слова: «Крыша едет… медленно». Тихая небрежность. Он шуршит».

Коробов дошел до конца коридора, спустился на первый этаж. Здесь приказчики устанавливали гробы. Кто-то отдал честь Родиону Гордеевичу, но Коробов не ответил.

Интересно, он собирался пройти тест на интеллект? Или его судьба — участвовать в совершении апокалипсиса вместе с остальными глупцами?

Коробов остановился перед дверью с цифрой 6, аккуратно выведенной бронзовой краской на черном стекле-бриллианте, снова зачем-то приглаживая ладонью волосы.

— Родион Гордеевич схватил его за рукав халата Вострикова. — У нас двадцать первая беда. Приказ не искал двух пациентов.

— Обратитесь на завод.

Коробов грубо выдернул руку.

— Голова не пошла на работу. Я боюсь, что.

Родион Гордеевич, не дослушав, вошел в палату и плотно закрыл за собой дверь.

Рыжая стояла у окна. На этот раз его сосед был неподвижен. Лежа на кровати поверх покрывала, он сосредоточенно рассматривал ногти своей правой руки.

Интересно, слышала ли Вострикова эту шутку? Обычно персонал не обращал внимания на бред пациентов. Но Галине Игнатьевне в любом случае не грозит задуматься над смыслом.

Червено, стоящо до прозореца, погледна безразлично в далечината. Синьо небе светеше в очите му, въпреки че денят беше облачен и минута за минута трябваше да вали.

— Казвам. Спомняте ли си шегата, която наскоро ви каза приятел? За необитаемия остров?

— Спомням си. Отличная шутка! Предупреждаю: дураки смеются сразу, умные — на четвертый день. Русский, китаец, индус, араб и еврей попали на необитаемый остров. Никаких женщин. Они стали думать, как жить дальше. Еврей говорит: «Давайте управлять самыми умными». Араб спрашивает: «Как мы узнаем его?». Русский язык говорит: «Пусть каждый из нас скажет, в чем состоит смысл жизни». Они бросили жребий. Първият падна да каже на индуист. червено, стоящ до прозореца, празно погледна някъде в далечината. Синьо небе светеше в очите му, въпреки че денят беше облачен и минута за минута трябваше да вали.